Как же могли администрация США и ее сторонники так недооценить все трудности преобразования России в рыночную демократию? Ответ, прежде всего, следует искать в их нежелании считаться с историей и неумении оценить культурный контекст. А дело в том, что Россия не была похожа на те государства Центральной и Восточной Европы, которые добились гораздо большего успеха в построении рыночной демократии на руинах коммунистической системы. Отличалась она и от многих западноевропейских государств, какими те были два-три столетия назад, когда сами начинали строить такую демократию. Главное различие заключается в природе государства.
Современное европейское государство - изобретение XVII века, сформировавшееся после того, как религиозные войны секуляризовали политику и доминантой экономической системы стал капитализм. В западной традиции государство выросло из общества, чтобы регулировать поведение индивидов в обществе. Теоретическое понятие естественных прав положило пределы власти государства, а институционализация частной собственности поставила эти права на практическую почву. Возникло четкое сознание разницы между частным и общественным, хотя и велись споры о том, где именно следует провести границу и дать определение понятию основные средства.
Россия же большую часть своей истории не была государством в европейском понимании, а главное - она не была таким государством в момент распада СССР в 1991 г., несмотря на то, что советский режим постарался воздвигнуть фасад европейской государственности. В России существовала система «власти». У этого слова нет точного эквивалента в английском языке. Оно означает некую комбинацию силы и авторитета, заключая в себе коннотации и легитимности, и произвола. Великий русский лексикограф В.И. Даль определяет власть как «право, силу и волю над чем-либо». В качестве примеров употребления этого слова он, в том числе приводит следующие: «Закон определяет власть каждого должностного лица, а верховная власть выше закона»; «Разошлась новгородская власть, разошелся и город». В противоположность западной традиции в России власть - или, скажем, «государство» - создала политическое сообщество (насколько оно вообще существует), а может быть, вернее сказал историк-русист Ричард Пайпс: «Государство не выросло из общества, но и не было навязано ему сверху. Скорее, оно росло бок об бок с ним и мало-помалу поглощало его».
На одном уровне власть представляла собой мировая экономика структуру взаимоотношений внутри небольшой элиты с персоной царя в центре. В пределах этой системы политика, поскольку таковая существовала, себя и исчерпывала. Три характеристики системы особенно важны для понимания того, с какими трудностями пришлось столкнуться России при построении современного государства в 1990-е гг.
Во-первых, власть была неразрывно связана с понятием собственности. В России не было четкой границы между понятиями суверенитета и владения, между публичной и приватной сферами, между правительством и бизнесом. На протяжении значительной части периода царизма - вплоть до указа Петра 1762 г., освобождающего дворянство от обязательной государственной службы, - право владеть землей было обусловлено службой царю. Если служба прекращалась, поместье могло быть конфисковано. В то же время землевладельцам позволялось мобилизовать ресурсы любыми средствами, которые они сочтут необходимыми. Такое положение вещей многих комментаторов заставляет говорить об «огосударствлении личной власти».
Во-вторых, власть была неделима, так трактуют книги по экономике. Понятие разделения властей чуждо российской политической традиции. Один из первых теоретиков политической власти в России писал: «Две власти государственные в одной державе суть два грозных льва в одной клетке, готовые терзать друг друга...». Это не значит, что власть была неограниченной. На самом деле начиная с периода Московской Руси и до революции 1917 г. власть имущим приходилось считаться со многими нравственными, культурными, экономическими и политическими ограничениями. В частности, они были обязаны использовать свою землю на благо своих семей, да и крестьяне привыкли ожидать от носителей власти определенных услуг. Тем не менее, эти ограничения были гораздо менее строгими, чем в Западной Европе.
В-третьих, власть нуждалась в сильном центре - источнике легитимности, скреплявшем всю систему, обеспечивавшем ее стабильность и бесперебойное функционирование. В сердце системы боролись за преимущество множество могущественных кланов. Без сильного центра их соперничество грозило выйти из-под контроля, подорвать единство страны и тем самым лишить средств к жизни сами соперничающие кланы.