Антон Янковой - житомирский фотограф, снимки которого покупают всемирно известные компании и издания, среди которых: Apple, Asus, Meizu, Yahoo, National Geographic, Discovery, BBC, Getty Images, The Guardian, The Telegraph. Он одним из первых начал снимать ночные пейзажи в Непале.
Впервые в Азию Антон поехал 12 лет назад и после этого возвращается туда каждый год. С того времени он успел пройти по Гималаям 800 километров пешком.
В интервью Житомир.info Антон Янковой рассказал о том, как непальцы реагируют на происходящее вокруг с необычайной чувствительностью, про ночи проведенные в Непале под открытым небом о и том, как в атмосфере хаоса и разрушения к человеку приходит ощущение полной и всеобъемлющей свободы.
Первое, на что я обратил внимание, когда готовился к нашему с тобой разговору, это на количество раз, которое ты побывал в Непале в Гималаях. Исправь меня, если я ошибаюсь, это было 18 раз или уже больше?
Очень сложно сказать точную цифру. Если взять за последние 12 лет по два раза в год, то уже, наверное, больше двадцати. Двадцать, может быть, двадцать два.
А каково количество стран, в которых тебе в общем довелось побывать? Ты ездишь целенаправленно только в Непал, или это были и другие страны?
В целом, общее количество стран я не считал. Какую-то часть западной и восточной Европы я посетил, но в первую очередь это вся южная и юго-восточная Азия. Если брать Индостан: Непал, Индия Шри-Ланка. И это не то, что посетил, это то, где я жил и какие регионы я исследовал. Далее уже Бирма, Камбоджа, Таиланд, Вьетнам, Малайзия, Индонезия…
Больше 20 стран?
Нет. Наверное, даже меньше. Если начинать сначала, когда в юные годы я впервые выехал не то, что заграницу, а в относительно большое путешествие, то я загорелся желанием: как можно больше увидеть на нашей планете, посетить больше стран, где-то отметиться. Достаточно быстро регион Индостана, я имею ввиду Непал и Индию, он как-то скорректировал мои планы. Я узнал простую вещь: абсолютно неважно количество, важно качество. Именно глубина познания какого-то региона. Ещё до моих путешествий меня увлекала какая-то восточная не то, чтобы мудрость, а космология, традиция буддизма и индуизма. В первую очередь из-за этого, наверное, меня, как магнитом, тянет в эти регионы. Мои самые любимые три страны - это Индонезия, даже не Индонезия, а Бали, Непал и Индия. Это три самых больших индуистских региона.
Ты сказал очень интересную фразу: ты «исследовал» те места, в которых ты был. Что конкретно ты имеешь ввиду?
Опять-таки, «исследования» - это метафорично-образное. В первую очередь, это было исследование себя. Это было, как путешествие какими-то регионами. Мне хотелось их посетить, добраться куда-то глубже, в какие-то регионы страны и в первую очередь Гималаев. Но в итоге я понял, что места, по которым ты путешествуешь и ездишь, это просто «призма», сквозь которую ты воспринимаешь себя. Тут важно подобрать нужный «кристалл», нужную «призму», которая показывает нужный и интересный для тебя ракурс. С родителями мы, например, проехались по всей Европе, но в основном были в Швейцарии. В целом это было интересно, но для себя какого-то нового опыта, каких-то откровений я не познал. Это более поверхностное, нечто внешнее, а не исследование. Просто опыт.
Ты подолгу жил в странах Азии. Как начиналось твое путешествие и как в целом это происходило? Ты снимал какое-то жильё или искал каких-то людей, которые были не против пообщаться с иностранцем, рассказать ему что-то, показать и чем-то поделиться?
Было по-разному в разные периоды жизни. Если брать самые первые поездки, то это было просто путешествие в район Эвереста одиннадцать с половиной лет назад. Это было скорее в туристическое путешествие. Даже не туристическая, а просто поездка. После месяца, проведённого в Непале, я вернулся в Украину и осознал, что что-то фундаментальное изменилось во мне и меня очень сильно манит обратно. Именно та «призма», через которую я мир воспринимал там. Что она более чистая, яркая, более глубокая, как-то более тонко воспринимался мир. По приезду обратно у меня затаилось желание вернуться обратно, но я потратил тотально все деньги. Первую поездку частично оплатили родители, частично я что-то собирал. Но второй раз у меня просто не было ни гроша. За первую поездку за месяц я потратил 5000 $: тогда были безумно дорогие билеты, затем местные дельцы меня обманули по всем статьям, которые только можно себе представить. Я понимал, что за короткий период времени будет очень-очень сложно найти подобные средства для путешествий. Тогда я заметил, что мои фотографии нравится в сети. В большинстве своем «Рунете». Тогда не было вообще никакого контента по Непалу, никакой информации, никаких фотографий, а особенно хороших, и я решил сыграть на этом. Я увидел, что десятки тысяч людей начинают любить моё творчество. Именно Непальское. Непал во мне за первую поездку раскрыл намного больше, чем все предыдущие годы занятия фотографией, а фотографией я занимался с самого детства. Я решил собрать людей и повезти их в тур. Мне тогда было 20 лет. Сейчас, конечно, я на такое бы не решился: на тот момент – я единственный раз в своей жизни был в стране, я ничего не знал, я приехал и просто не узнавал страны, не помнил улиц… Но в итоге в памяти что-то отложилось. Я хорошо провёл тур, все остались довольны, но себе я только отбил, даже частично, а не полностью, это путешествие.
Дальше в основном я начал просто скитаться, скитаться по Азии. Для меня это очень сильно раскрыло этот регион. Возможно, какую-нибудь сердечную чакру, какое-то интуитивное чувство. Мне хотелось просто довериться миру – и будь что будет. Достаточно долгий период времени я путешествовал просто без денег. Без крова, без еды, у меня были какие-то запасы, но они были на крайний случай. Я старался надеяться на добрых людей, на свое открытое сердце и то, что я найду отклик во внешнем мире. И на самом деле это сработало просто на «ура». Вся вселенная выстроилась таким магическим образом, что каждый день у меня был невероятно насыщен знакомствами, встречами, интереснейшим общением. С очень простыми, а иногда и не очень простыми людьми. Но у меня всегда было где ночевать и было что кушать. Основным моим спутником и другом был плед. Если я ничего не находил, я просто укрывался пледом, ложился, дожидался утра и шел дальше.
На самом деле приходилось проводить ночи под открытым небом?
В целом очень даже много. Я ночевал без палаток, без ничего. Представь, что тебя застал момент вечера, есть мать земля и на ней можно всегда укрыться. На самом деле сложно ответить на этот вопрос одним предложением, потому что дальше все развивалось уже по-другому: моя популярность начала возрастать. Имею в виду, ночные фотографии. Я был первым человеком, который снимал ночные пейзажи. Это была моя основная фишка, за счет которой я заработал свою популярность. Начали постепенно набираться люди в туры, я начал возить их по Азии, организовывать путешествия, экспедиции, появились материальные средства. Не было нужды проводить вот так вот время. Всё уже начало восприниматься немножко по-другому. Сейчас я скучаю очень сильно за этим периодом. Хочется хотя бы на некоторое время вернуть этот опыт. Но это уже сложно, когда у тебя есть запасы. Сложно отказаться от всего, заблокировать все карты или оставить их дома, и выйти в мир. Но хочется, потому что это действительно настоящая открытая жизнь, когда ты не знаешь, что тебя ждёт не просто на следующий день, а через час.
Мы уже отчасти зацепили вопрос фотографии. Безумно красивые фотографии, которые я видел в National Geographic, исправляй меня если я ошибаюсь, в The Guardian. Одну из твоих фотографий приобрела даже компания, которая производит мобильные телефоны – Meizu…
Ещё и Apple...
Скажи, ты помнишь первое предложение, которое тебе прилетело именно о покупке фотографии? Как это произошло?
Именно о покупке фотографии – не помню. Первый заказ был ещё в юные-юные годы. Надо было сфотографировать панораму нашего «Торгового центра» на Житнем рынке, чтобы сделать макет рекламы. Вот это был мой первый заказ. Первое серьезное предложение, такое чтобы прям громкое и впечаталось мне в память.
Если ты не связан какими-то обязательствами о неразглашении, то помнишь ли ты рекордную сумму, за которую продал свой снимок?
Это было 2500 $ за один снимок. На самом деле это не так уж и много. Это совсем немного. Здесь играет важную роль момент того, что какая-то крупная компания проявляет интерес к твоим работам или какой-то отдельный фотографии. Они чаще всего рассматривают целый пакет от разных авторов. Конечно же, они спрашивают про стоимость, условия и так далее. В большинстве своем авторы, особенно начинающие, согласны на всё, даже за бесплатно, лишь бы взяли. Многие компании, такие как National Geographic очень этим пользуются. Можно, конечно, сказать и 10 000 $ и скорее всего они согласятся. Но лучше занизить цену, чтобы твоя фотография прошла. Для них финансовый момент, конечно же, имеет значения, у них есть свой бюджет, который распределяется.
Но больше играет роль, насколько я понимаю, то, чтобы твоя фотография попала в гаджеты того же Apple…
Конечно, это намного более значимый момент. Даже в материальном смысле – это не имеет значения и это не является целью. Как итог, в материальном плане это принесёт намного больше, если ты бесплатно дашь фотографии, ты обретешь большую популярность, привлечешь больше внимания к своим работам, к своему портфолио и получишь больше предложений от менее больших и крупных покупателей.
Ты рассказывал, что в ходе фототуров, ты специально останавливаешь людей, чтобы они не фотографировали. Почему и для чего?
В первую очередь, весь проект Photo Travel с самого начало был задуман и организовывался не как банальное, очередное туристическое агентство или оператор, который создает программу тура и экспедиции в определённые регионы нашей планеты. Это скорее клуб, семья, какая-то идеология, которая пытается что-то кардинально и фундаментально изменить в людях. Не просто показать какие-то новые точки на карте, познакомиться с новой культурой и бытом, традициями народов, а в первую очередь заглянуть глубже в себя. У нас упор делается на какое-то более чувственное общение друг с другом, на какое-то более психоделичное трансперсональное погружение. Для меня цель – это помочь каждому из участников наших путешествий прикоснуться к своему естеству, к себе. По ведической культуре у человека есть сознание, душа и сверх душа (у нас это называется ангелом хранителем, который всегда рядом). Подсознательно мы всегда имеем доступ к ней, но есть возможность более близко соприкоснуться с этим. Этот контакт дает кардинальные изменения и пересмотр абсолютно всех базовых жизненных ценностей. Абсолютно всего. Это самый главный посыл. Наша компания называется Photo Travel, но как бы банально это не звучало, но наши туры — это совсем не о фотографии и даже не о Гималаях. Эти туры о людях, о самих себе. Как раз таки сквозь призму творчества, самовыражения, через призму этого региона, который имеет действительно очень сильный энергетический потенциал, через мою призму, как проводника, как мне кажется и очень хочется верить в это, мы стараемся что-то передать новое людям.
Раз уж мы начали говорить о горах: Эверест тебе покорился или нет?
Когда-то в юные годы у меня были желание подняться на Эверест, но это была какая-то, если можно так сказать, эгоцентричная страсть, ублажение своего эго и амбиций. Мне хотелось стать самым молодым украинцем или выходцем из СНГ, который поднялся на вершину. В целом у меня были для этого финансовые ресурсы, потому что это действительно недёшево. Это основная преграда и практически единственная. Но опять же, Азия настолько динамична и настолько всё изменила в моем восприятии, что я достаточно быстро понял: это всё какой-то обман, это мне абсолютно не нужно, это не кроет за собой какой-то истинной цели кроме как подпитать личное эго и личные амбиции. Я отказался от этого. Если брать в целом район Эвереста, то не хвастаюсь, а просто как есть: мало кого можно найти из Украины и России, кто настолько досконально знают каждую тропу, каждый камень этого региона. Для меня это настолько родные места… Вот как, например, для людей, которые любят свой родной Житомир: знают каждое дерево, укромное место, скверик. Так же и у меня с Гималаями. Мне интересно все больше и глубже исследовать их. И с каждым разом остается все меньше и меньше белых пятен. Для меня важны взаимоотношения с Гималаями, не покорения чего-либо, потому что покорение чего-либо, то само словосочетание она уже лживо. Горы нельзя покорить.
На Эверест ты не поднялся, но ваши экспедиции можно назвать альпинизмом, ведь вы идёте в горы достаточно высоко?
Мы организуем разные туры. У нас разные программы, разные сложности. Есть восхождение с какими-то альпинистскими моментами, но не сложные технически. Если брать классический подъем на Эверест, то, конечно же, это альпинизм. Но это нельзя назвать спортивным достижением. Особенно если человек идёт по классическому маршруту в коммерческой группе. Там все уже проложено, все уже организовано и все, что остается тебе делать – это медленно передвигать свои ножки. На сантиметр, на два, за тебя всё несут, ты обеспечен кислородом, тебе разбивают бивуаки, тебе прокладывают весь маршрут. В результате – ты просто потребитель, клиент.
На какую самую высокую вершину подымался ты? Возможно сам, возможно с группой?
Это не вершины, но я был в нескольких точках высотой выше 6000 м. Возможно, 6 200.
Владимир Высоцкий сказал: «Лучше гор могут быть только горы, на которых ещё не бывал». Ты любишь Гималаи, а есть ли желание побывать в каких-то других горах?
В целом меня привлекает все горные системы, но сложно найти что-то настолько величественное настолько в чем-то мистическое. Я не люблю оперировать какими-то эзотерическими терминами, но в целом есть какое-то невероятное влияние самих Гималаев. Да и в целом это сердце тибетского буддизма и буддизма можно сказать в целом поэтому там по-другому все воспринимается как-то более тонко.
Восхождение в горы – штука довольно-таки опасная для здоровья и жизни человека. Бывали у тебя такие ситуации, когда ты чувствовал опасность и понимал, что вот-вот может случится что-то страшное?
В целом в горах, как и в городе, тебя преследует какая-то опасность. Может ударить молния или сбить машина. В горах это может быть какой-то камнепад, но в большинстве своем мы ходим в достаточно безопасный маршрут. Самую большую опасность в горах представляет горная болезнь. Во всех её проявлениях. Все наши маршруты и программы расписаны так, что основной удар делается на очень качественно и грамотно продуманный акклиматизацию. Когда у тебя ощущение, что у тебя раскалывается голова и что тебе всадили топор в затылок, когда полная дезориентации тошнота и всё остальное, тебе вообще свет не мил, то ты думаешь: как бы побыстрее все это завершить. А о фотографии и речи не идёт. Когда ты возвращаешься, то ты ничего не помнишь. Мы же каждый тур организовываем и продумываем так чтобы у людей не проявлялась горная болезнь.
Если ты не против давай поговорим о людях. Ты говоришь, что Гималаи — это место довольно-таки мистическое. А люди?
Достаточно объемный вопрос. У меня было много разных контактов знакомства и общение с невероятно интересными и мистическими личностями, но в большинстве своем это происходило не в Гималаях. Глубина и мистика Гималаев заключается в другом. Больше в мирском и бытовом сознании тех людей, которые населяют этот регион. Это истины, которые близкие каждому из нас, понятны каждому из нас, но они там проявляются более открыто и глубоко. Какие-то более тёплые семейные отношения, чёткая, но уважительная иерархия в семье, ценность каких-то более чувственных эмоциональных моментов, а не каких-то материальных. Более глубокое и тонкое уважение к природе, к земле, наверное. Простые жители глухих забитых деревень намного ближе к истине, к Богу, ближе к жизни. Они намного более счастливые, чем тотально подавляющее число жителей западной цивилизации. Это впечатляет очень сильно.
Прошлый раз мы общались с тобой в студии, когда вы с Машей Вербовской вернулись после страшного землетрясения в Непале. Как происходило то землетрясение? Помнишь ли ты тот день, помнишь ли ты те часы, когда это все происходило?
Так произошло, что мой отец должен был улететь за день до землетрясения. Они должны были лететь с отцом Маши, моей девушки. Машин отец вылетел на день ранее, а мой отец не смог купить билетов, потому что их не осталось. Он взял на день позже. Банальная бытовая история: мы сложили вещи, пошли какие-то мелочи докупить, сувениры, чай. Как раз посидели в кафе и шли обратно в отель за вещами, чтобы отправить отца в аэропорт. Вот тогда все и началось. Первый толчок был очень сильный и яркий. Первое ощущение: очень сильное головокружение и тошнота. Было похожа на предобморочное состояние. Но проходит буквально 2 секунды, и ты понимаешь, что это не тошнота. Это просто тебя подводит твой вестибулярный аппарат. Я был свидетелем различной степени землетрясений в Непале, в том числе в 2011 г., которое было самым сильным за последние десятилетия, и буквально через пару секунд я понял, что это такое.В тот же момент я увидел своего отца, и я увидел, что он падает. У меня не было какого-то сознательного решения, я просто упал под него. Я понимал, что не смогу удержать его или поймать. Мы вместе упали. Практически все основные точки первого периода мы провели на земле. С земли ракурс, как для фотографа, был очень даже интересным. Чем ближе ты к нему находишься, тем более остро ты воспринимаешь смещение объекта. С уровня земли это было просто феноменальная зрелище. Я не видел такого, наверное, нигде, может быть только в эпических фильмах типа «Армагеддона» каких-то таких американских блокбастеров, когда асфальт встряхивается как коврик волной. Потом тоже были сильные толчки, было видно, что все шатается, но не так. Здесь, когда были первые толчки, было видно, что вот именно волна подымает асфальт. И как раз, когда волна докатилась до конца улицы, разрушилось и упало здание.
Была паника в основном среди местного населения. Европейцы тоже не знали, что делать, но некоторые непальцы просто сломя голову бежали и сносили все на своем пути. Как быки на корриде. Они не видели людей, не видели вообще ничего. Вот эти толпы бегущих людей – это было самое страшное.
Нам очень повезло, что мы не пострадали. Сейчас я могу в целом с улыбкой об этом рассказывать, но это большая трагедия и очень большое эмоциональное потрясение. Вокруг были трупы, пострадавшие, в последующие дни стоял трупный запах, все завалено, невозможно найти пищу, найти кров, было много проблем. Но опыт был очень сильным. Он вскрыл какие-то новые слои сознания. О чем я: мы живем якобы в демократичной стране, имеем якобы свободу и право выбора, вольных решений, но в момент, когда разбегается весь город, когда все закрыто, когда по всему городу шныряют обезьяны и люди-мародеры, вот тогда появляется ощущение реальной свободы. Тебя никто и ни за что не осудит. Ты можешь бить, убивать, делать все что угодно. Нет никаких границ, ни моральных, ни физических. Вообще никаких. Понятное дело, что этим не хочется пользоваться, нет такого желания. Но это очень тонкое чувство свободы, когда ты можешь делать абсолютно всё, тотально всё, оно обнажает какие-то новые, неведомые ощущения легкости.
Это очень интересный опыт. Сторонним наблюдателем такая история может восприниматься двояко: вот ведь умирали люди, а у вас тут опыт. Но в этом мире все дуально. Нельзя откидывать какие-то моменты. Это то, что меня искренне впечатлило.
Больше всего паники было именно среди местных жителей, но, казалось бы, они должны привыкнуть к землетрясениям? Почему так?
Этот вопрос тоже можно рассмотреть с разных сторон. В чем-то они более естественны, более животны даже, более просты. Вот взять, к примеру, индийское кино. Нам кажется, что оно переиграно: все эти сверх яркие эмоции, выражения глаз, улыбки, если любовь, то до гроба, если ненависть, то до крови и до смерти. Но они такие на самом деле. Так же и непальцы, в каком-то смысле они как дети. Они все очень близко к сердцу воспринимают. В целом очень эмоциональны.
Таких история много. Например, меня за 12 лет в Азии ударили всего один раз. Мы сидели ночью, только приехали в Непал с моим очень хорошим другом, с которым мы прошли половину всех моих странствий. Мы приехали, были рады встрече, досидели толи до половины второго ночи, толи до двух. И подходит какой-то парень непалец именно с агрессией. Я точно не помню в чем был вопрос, но в чём-то было похоже на наше быдло. Начал говорить что-то типа, вот вы, белые, что-то начал говорить про девчонок, в общем, какой-то бред. И вызывал именно на физическую активность. Мы постарались его успокоить, мол, парень, в чем проблема, все же хорошо, садись, давай пообщаемся. И он обо всем забыл. Вот если к ним чувственно относиться, то они очень быстро и ярко это чувствуют, как дети. Мы просидели еще где-то час, много общались, он рассказал историю своей жизни. И всё как в Азии: ты нам брат, мы семья, говорит, я из богатой семьи, если что-то нужно, то приезжай к нам, любые проблемы решим, приютим. Но тут подходит момент, что нам нужно спать. А он говорит: «я пойду с вами». Мы говорим: можно как-то встретиться, но он был пьян, и решил нас провести. Мы подошли к отелю, нам там открыли какие-то ставни, решетки. И тут он говорит: можно я с вами? Я говорю: куда, мы уже идем отдыхать. Но тут вот как раз началось: мы же семья, мы же братья. Я не выдержал и говорю: ну, искренне, какие мы братья, если мы знакомы всего час? Я тебе очень рад, но… Может быть, я был не прав, ведь нужно понимать их менталитет, психологию. Я вроде и понимаю, но как-то так вырвалось, и я это сказал. И этого его одолело: как?! Ты мне не брат? И заехал мне со всей дури. Собственно, то, ради чего он изначально подходил. Ударил и давай дёру. Пробежал 20 метров, а потом думаю: куда я бегу, поймаю я его и что?
Вот такой был случай, он опять же иллюстрирует непальцев. Да и в принципе представителей восточной цивилизации: насколько они открыты и неконтролируемы.
Когда после своих путешествий ты возвращаешься в Житомир, то как он воспринимается?
Всё очень многогранно. Для меня в целом последний период времени Житомир, Украина, наш регион, эта земля. Они для меня невероятно ценны в плане переживания личного опыта. Я намного более глубоко переживаю самый ценный опыт, который, как мне кажется, задуман на этой планете в этом воплощении. Но есть одно «но» … Как кто-то говорил: не слушай ничего, что стоит перед словом «но» (смеется). Искренне, положа руку на сердце: мне невероятно сложно возвращаться сюда, и невероятно сложно переживать это все. В первую очередь сложно видеть своих близких, друзей, родителей в таком тяжелом неведении. Наверное, это лучшее слово, которое можно подобрать. Меня ни в коем случае нельзя возвышать на какой-то пьедестал. но искренне это очень сострадательно, в чем-то больно. Это не жалость, это что-то более чувственное и тонкое, хорошее и теплое чувство. Но когда ты в целом ничем не можешь помочь, потому что ты понимаешь, что у каждого – своя жизнь, свой опыт, ты не можешь его поменять. Люди живут в каких-то шорах. Смотрят на этот мир через какую-то замутненную призму. Вроде они и счастливы и все понимают, но все равно эта пелена присутствует. И когда я провожу здесь какое-то определенное количество времени, я сам начинаю это чувствовать на себе.
Хочется делать все для того, чтобы побудить наших людей взглянуть на мир более открытыми глазами, более чистым взглядом. И я это стараюсь делать через передачу своего личного субъективного, может быть не настолько большого и важного, но опыта. Хочется им делиться. Не учить кого-то, не наставлять, я считаю, что я не имею на это никакого права этого делать. Но мне хочется с близкими людьми делиться этим опытом и делиться знанием, своими откровениями, которые я где-то услышал, где-то прочел, но самое важное пережил, прошел через что-то. Когда это делается через сердце, а не через нравоучения и критику, то чаще всего это получается.
Над чем ты сейчас работаешь и можно ли сказать, что фотография рано или поздно отойдет на второй план и ты перестанешь ею заниматься?
В первую очередь, я считаю, что любое творческое проявление является исключительно только самовыражением человека. Это как раз основная цель любого творчества – цель не сам продукт, а твое самовыражение в этом процессе. Фотографией я занимался с самого детства и именно в этом ключе. Я фотографировал не ради того, чтобы продавать свои фотографии, не выставлять куда-то, ведь Интернета в те времена еще и не было как такового. Это сохраняется и углубляется и по сей день. Сейчас для меня самое важное искусство – визионерское. Первым человеком, который его более тонко и глубоко описал был Олдос Хаксли в своей книге «Двери восприятия». Он описал то, что неважно как импрессионисты рисуют стул, например. Эта картина, допустим, стоит миллионы или десятки миллионов долларов из-за того, что он смог передать суть этого стула на своей картине, содержание. Но само содержание заключается во взгляде. Именно в этом заключается для меня сейчас самое высокое искусство. То есть, я остаюсь фотографом. Я все меньше и меньше фотографирую. Практически, не обрабатываю фото. Но мне нравится видеть момент. Мне нравится им наслаждаться, его запечатлевать, его переживать, но в себе. Это тонкое и незыблемое искусство, которое рождается в тебе, на мгновение в вечности. И оно точно так же растворяется за мгновение в вечности.
Есть много примеров в традициях, в религиозных, культурных течениях. Когда люди что-либо создают и после этого сразу же разрушают. Или же создают и запускают это в мир без авторства. Потому что это свободное творчество. И самое красивое – это когда ты его отпускаешь. Если кто-то был свидетелем этого, то это невероятно глубоко и красиво.
Вопрос, которым я хотел бы закончить наш с тобой разговор: если говорить о каких-то материальных вещах, то о чем сейчас мечтает Антон Янковой и каким он хочет видеть себя в будущем?
За многие годы беспрерывных путешествий я упустил момент структурирования своей материально-бытовой вселенной. Это касается, например, фотоархивов и других многих бытовых вещей. Для этого не нужно много времени, но нужно остановиться хотя бы на полгода-год в одном месте. Этого будет достаточно. А если говорить о мечтах, об образах, целях, то, конечно, хотелось бы вести с каждым днем всё более чистый и благостный образ жизни, воспитывать в себе силу разума. Того, что чуть выше ума. Контролировать это всегда.
Я хочу возвращаться и проводить хотя бы половину года или даже большую часть года в Житомире, в Украине. Но также – обязательно я буду организовывать туры, потому что для меня это является творчеством и самовыражением. Это мой посыл, такого лодочника. Не знаю или ты читал «Сиддхартха». Невероятно крутой рассказ Германа Гёссе, лауреата Нобелевской премии, одно из лучших произведений классической литературы, где рассказана вся жизнь человека, невероятно разнообразная. Он достигал невероятных состояний как очень высоких, так и очень низких. И в итоге он стал лодочником. В какой-то степени я чувствую себя такой переправочной ступенью для каких-то людей.
Спрашивал Евгений Герасимчук
Отвечал Антон Янковой
Фотографировала Анна Максимова
